«День как день» - надувшись, как мышь на крупу, оскорблённо думает Янош. «И нечего тут» - думает он, перескакивая сразу через несколько ступенек автобуса, чтобы выскочить пораньше.
«Мало ли, что случается?»
И неважно, что с утра наушники окончательно решили покончить с собой, не оставив последней записки, неважно то, что денег осталось ровно на последний бургер, который ты всё равно съесть не можешь, потому что в нём клятое мясо, аб-со-лют-но-бля-не-ва жно то, что всю дорогу до места икс тебя преследовал здоровенный волкодав, который, видимо, рассмотрел в тебе конкурента на место вожака стаи.
Чтобы псина отвязалась – пришлось на неё нарычать; разобраться по-мужски, так сказать. Опуститься до уровня.
Вставая с четверенек из кустов, Деметр обнаруживает, что на коленке джинсы протёрлись настолько, что требуют отвалиться прямо сейчас и здесь. What a really good day.

Пока он едет до парка, он представляет, как перекинется, поймает пару кроликов, наконец-то поужинает, под куполом ночного неба спокойно и привольно – бегай не хочу, вываливай язык набок, никто ничего не скажет. Целиком успокоившись и отрефлексировав касательно своей невезучести, Янош открывает глаза.
На него испуганно смотрит бабушка, умостившаяся напротив. Совсем как русак, загнанный в угол волком.
Он дотрагивается до собственной губы, и закатывает глаза, беззвучно произнося «псилав дрэ бул»; всё время, пока ему размышлялось о тушках зайчиков, с уголка рта подтекала непослушная пенка слюны.

К центру сбора музыкантов, актёров и клоунов на полставки он прибывает ближе к вечеру – и это ещё один повод послать собственную неспособность ориентироваться во времени в жопу; обычно Янош играет между пятью и семью часами дня – когда большинство людей идут домой с работы, и непременно подкинут пару медяков голодающему бедняге. Пришлось припоздниться, прийти затемно, и теперь, перейдя на лёгкий аллюр, он почти что клянет мироздание, заклинает последними словами, чтобы на его месте стоял Микки-скрипач или Майк-гармоник – с ними проще всего договориться, упросить освободить на часик поиграть, «мне только на еду», и всё такое.
Фортуна в очередной раз показывает цыгану средний палец, щерясь во все тридцать два зуба; на облюбованном местечке, ступеньках памятника очередной важной заднице расположилась вельми экстравагантная и совершенно незнакомая девица. Это будет непросто – хамить Янош хоть и умел, но не с порога и не очаровательным чаюри.
Он подходит к настраивающей инструмент музыкантше со спины, одновременно и соображая, что бы такого сказать, и очень внимательно принюхиваясь, собирая информацию.
Пахло неутешительно. О вампирах шатен знает не понаслышке, даже пару раз сталкивался, и потому и запомнил острое, осенней листвы и старых вещей ambrе.
Выглядит девушка (женщина? Кто знает, сколько ей лет) недурственно, в противовес голодающим цыганам, на стороне которых центр «Холокост» и защитники прав малых народов. Усталость и злость от прибывающей луны берет своё, и как бы невзначай Янош бурчит, расчехляя шестиструнный инструмент на потёртом ремне;
- На «Кадиллак» тут точно не наиграется, мадам. Тем, кто занимает чужие места, кстати, обычно удача не улыбается.
Сам дурак, конечно, опоздун, но всё равно абсолютно возмутительно, дискриминация по потусторонней принадлежности, куда смотрят власти?

Деметр возражать по пустякам не собирался.
В самом деле, за ним не зарезервировано. К своим богам взывать бесполезно – Янош ни ангелу, ни чёрту не доверяет. Но драться по правилам – для законопослушных дурачков.
Что-то было в этой чаюри такое, что одновременно и охолаживало, как ведро со льдом, опрокинутое за шиворот, и заставляло закусить удила. Эта ленца в голосе одновременно с поддразниванием.
Упаси боже, он не собирался подкатывать к той, что способна выпить из тебя шесть унций крови и не подавиться, инстинкт самосохранения ещё не вышибло, но дух соревнования в нём вспыхнул костром  до небес, заставляя выбить стоптанной пяткой что-то вроде дробного па родного танца.
Не зря же расчехлил  гитару. Янош перекидывает ремень через плечо, вставляет в зубы сигаретку, чиркает о подошву спичкой, прикуривая.
«Я бродяга и трущобник»?
Цыган выдувает дым по направлению femme fatale, улыбаясь во все зубы.
Пальцы привычно ложатся на лады, пережимая тёртые струны. Намёк понят, мисс.
Пусть слова незнакомы, всё равно он подыгрывает, интуитивно угадывая септ-аккорды, сбиваясь на цыганский страдающий манер игры, когда звук становится прерывисто-тремольным.
Он поводит грудью, встряхивает патлами – и широкая улыбка его освещается вечерними фонарями. Посмотреть со стороны – дуэт лисы Алисы и кота Базилио; оба не должны вызывать доверия, но тем не менее, на вызывающий шаманский припляс реагируют люди, бросая в чехол купюры.
План-перехват срабатывает на ура; как только в плетении песни возникает пауза, он резко перехватывает звучание квинтой, боем с приглушкой; нарастает тревожность в звуке, это типичная «испанка».
- Dime todo lo que pasó.
Улыбка становится только шире, голос набирает силу, отталкивая в сторону хрипловатое сопрано незнакомки, он, стоя рядом, одним только амплуа вышагивает на первый план, беззастенчиво и невербально вызывая на схватку талантов. Он встряхивает головой, выводя трескучее «No me di cuenta ni quién me pegó», единственная серьга в его ухе описывает рваный бликующий полумесяц, и над ухом трещат воображаемые кастаньеты. Рвется в ночь жаркий костёр, шелестят извивистые юбки.
- Todo da vueltas como un carrusel, locurrrrra recorre todita mi piel!
И рычит Янош так, как будто действительно желает «содрать кожу», как поётся в куплете. Ещё немного – и привстанет на одно колено, продолжая с размаху бить по струнам и моментально их заглушать. Партия соло, всем спасибо за внимание.

Воскрылья носа цыгана нервно дергаются, будто сквозь них продето кольцо, а матадор на арене только что отдернул перед самой мордой раздражающее полотнище красного цвета.
В качестве кровавого флага – непробиваемая невозмутимость  мулатки.
Come on, lady, что с вами не так? Любой другой человек уже давно бы возмутился, приняв или отвергнув вызов, а вы невозможно спокойны!
Фаланги пальцев леди ложатся на холёные лады инструмента, и теперь её черед извлекать звуки из волшебной крысоловской флейты. Крысоловской-волколовской.
Кровопийцы, говорят, умеют подчинять себе волю так ловко, что ты сам пойдёшь за ними, подобно зачарованному гаммельнскому ребенку. На дно океана, сквозь бурелом  - будешь следовать за зовом, пока вампиру не надоест. А ещё говорят, что в Чикаго кур доят – и цыган не склонен верить; в этих вопросах он прагматичнее Фомы, ткнувшего пальцем в Иисусовы мощи.
Играть становится не то чтобы невозможно, но тяжелее.
Как будто тело накрывается пуховым одеялом, медленно наползающим с ног. Спать, спать, спокойно дремать, и видеть чеховские сны. Сердце, истово рвавшееся в ритме огненного вальса наружу, пропускает пару ударов, возвращаясь к неспешному перестукиванию. Shuba-duba, blyat, blues.
Again napiys’.
Ребро ладони самостоятельно опускается на струны; та же заглушка, но ритм теперь блюзовый, печально тянущийся из самого миокарда, рваным пульсом от деки извне, в мягкий сумрак парка.
Янош действительно поддаётся мороку, в битве воды и пламени явно одерживает победу не он, но это пока что. Времени у нас предостаточно.
Он переигрывает, паясничает, как будто и впрямь сейчас заснёт; покачивается, как забулдыга-алкоголик, жесты его по-обезьяньи упруги и небрежны, склоненный лоб заслоняют свесившиеся волосы, голова ритмично кивает.

Аттанде, почтенная публика, сальто мортале; пробежаться по лезвию и снова перехватить рычаги управления – для вас, девушка, для вас, юноша, что заинтересованно смотрят на парочку музыкальных клоунов.
Глупый маленький волчонок отвечает ей спросонок; нет, твой голос нехорош, очень грустно ты поёшь. Мисс, все или заснут, или расплачутся от вашей баллады! И шатен не избегает едкой иронии; по прежнему грустно настукивает в ритм по корпусу инструмента ладошкой, поддевает басовые, его голос меняется на грустное ворчание собаки, которую оставили под дождём злые хозяева.
Сигаретный дым застит глаза.
- Проснулся утром. Часа в два.
Иронически приподнятые брови на резко вскинувшейся голове. Используй вампирские читы, сколько хочешь, зато оборотни берут природной харизмой.
- И сразу понял. Ты ушла от меня.
Поворот головы в сторону прекрасной мадам в шляпе.
- Ну и что? Что с того, что ушла? Шуба-дуба. Что с того, а? Это всё-таки блюз. Блюууууз.
Остро не хватает саксофониста на подпевках.
- Опять напьюююююююууууууусь! Шуба-дуба, бля!
Запрокинутая в вечернее небо башка вервольфа выводит истинно волчий, печальный вой, обращенный ко всем несправедливостям жизни на обочине. Падают нечастым дождём в чехол даймы и доллары, но лучшая благодарность артисту – аплодисменты. Волкудлак кланяется в сторону «подруги»;
- Наис, господа и дамы! Нет-нет, не мне, но этой очарррровательной чаюри и её бэк-вокалу!
Спою тебе ещё, только попроси. Янош уже продумал план отступления, если его возьмут на измор.

shooba-dooba blues

Да, шут и затейник, ну и что же с того?
Кто-то должен исполнять эту роль, иначе мир будет невообразимо скучным. Вы даже не можете представить себе, насколько. Жить вечно – ну или почти что вечно, прятаться от солнца, потреблять гемоглобин, ощущать вместо биения крови прохладную водичку, бегущую по венам – да помилуйте, Янош бы вскрылся от такой перспективы. Live fast, die young. В перфекте – still young forever.

О, а эту песню он прекрасно знает.
Знает от таких же, бегающих ночами под матушкой-луной, когда слова сами приходят на ум, облекаются в рифмованные строки, только знай, что подпевай.
Выпей, может, выйдет толк.
Обретешь своё добро.
Шатен не кривляется, даже с некоторым достоинством повторяя слова, выбивая жёсткий ритм на деке гитары. А тебе никогда не хотелось вот так, подруга – чтобы только небо, только ветер, только полночь впереди? И можно услышать, как в ушах шаманским бубном настукивает своё навскипь толкущая руда.
- Так уж вышло, не крестись; когти золотом ковать. Был котёнок – станет рысь. Мягко стелет – жёстко спать.
Теперь это не соревнование двоих; они поют вместе, выводя слог в слог, разница только в тембрах голосов. Один поёт радостно, будто что-то предвкушая и как всегда – тяня лыбу чуть ли не до ушей, вторая – чуть более задумчиво и спокойно. А зря; стоило бы озаботиться.
Я обманут ночью пьяною,
До рассвета не дойду, йэх!
Зоркий глаз цыгана поглядывает в чехол – а там уже собрано достаточно для того, чтобы до рассвета только доползти. Ну, и ещё на жизнь останется. Вопрос справедливости его не волнует – это всего лишь плата за выступление и за то, чтоб отъебался наконец.
Допевают сонет они с поразительным единством.
Волчок ложится на спину, демонстрирует своё брюхо и поражение в открытом бою.
Он снимает ремень со спины, отставляя гитару в сторону, разводит руки – ибо со всей цыганской горячностью намеревается отвлечь чаюри от её занятия, поцеловать прелестную ручку, и от всей души обнять.
Следите за ногами, ибо именно правой ступнёй он подтягивает к себе чужой чехол с чужим барышем.
- Я вижу, вы чрезвычайно целеустремлённы. Это делает честь такой барышне, в самом деле. Быть может, мы ещё пересечёмся, коль будет на то воля Фортуны.
Янош улыбается ей со всей своей харизмой, забалтывая и диверсируя внимание.

Элементарно, Ватсон; чуть присесть, перекинуть через плечо лямку гитарного вместилища, кивнуть на прощание, и шагнуть в тёмный перешеек рощицы парка. Абсолютное хладнокровие всегда помогает любому воришке; будешь нервничать и убегать – побегут за тобой. Удаляйся с места преступления спокойно; даже если и заметят – то что сделают? Антропогенный принцип «всем плевать» всегда срабатывал на пятёрку с плюсом.
Мелочь чуть позванивает в такт ходьбе.

Если быть честным – он и не сомневался, что мисс проскользнёт за ним.
Никаких сомнений в том, что она всё поняла без стандартной человеческой задержки; да как, да у меня, да вы что, держите вора, et cetera.
Даже деньги тут не самоцель, хотя что уж – Янош был готов признать, что в меру алчен до злата-сребра, когда их совсем нет в карманах. Становилось всё забавнее и забавнее.
Он предусмотрительно держится на расстоянии, не приближаясь и не отдаляясь – застыл под неверным светом фонаря, улыбается, посматривает в сторону кровопийцы.
Поиграем? Кинешь мячик или что поинтереснее?
Считай наивным, дурачком, хоть лососем в банке назови – это всё-таки не ограбление Оушеном банка, чтобы работать изящнее танцоров балета. Вопрос лишь в деньгах, Лебовски? Или в чём-то ещё?
- Что, например?
Он отходит ещё на пару шагов назад, не позволяя войти в свою зону. Поигрывает, улавливая настроение чужака. Он готов к любому выпаду, внутренне просчитывая варианты развития событий. Ой как вряд ли дело кончится потасовкой – огрести от волколака добровольно ещё не хотелось никому. Скорее всего, ставки будут на игры разума.
Пристегнитесь, леди и джентльмены.

- Не люблю прощаться. – Улыбается цыган, то запрыгивая на поребрик, то соскальзывая с него подошвами; физически не может статично застыть на месте, прибывающая луна и ночь заставляют его дурачиться и двигаться. Даймы звенят в неплотно прикрытом чехле.
– Это звучит слишком печально. Тем более что мы снова встретились.
Всё происходит полушутя, полугронезно, да не может быть такого, чтоб они подрались из-за чего-то настолько незначительного.
Тем не менее, у него нет степени по вампирологии, чтобы угадывать, что собирается применить против него мадам. Кто знает, может они могут превращаться в гигантских летучих мышей или лужицей крови затекать под двери? Страшно, страшно жить.
Быть оборотнем куда проще. Можно загорать в летнее время и есть мышей.
- Мы, кстати, совершенно не знакомы. – Вновь спрыгивает с бордюра шебутной вервольф. – Приятно иметь с вами дело. Янош Деметр, жнец, швец, на дуде уличный игрец.
Небольшой полупоклон в неверном свете фонаря.
- Я думаю, будет бессмысленно затевать потасовку из-за какой-то, не побоюсь этого слова, мелочи. Не наперегонки же мы с вами будем бегать по этой улице. Я никогда не слышал про вампира, который бы смог перебороть оборотня на ринге, и сам не желал бы быть укушенным летучей мышью. Или упаси боже, быть загипнотизированной крыской. Предлагаю дипломатическое решение проблемы.
Завуалированный намёк  на то, что не стоит нарываться – Янош по-прежнему дружелюбен, но упреждающ в своих словах и припрыгиваниях. Небольшой, но эффектный трюк, демонстрирующий ловкость; уйти в тень деревьев и появиться совсем рядом, на расстоянии вытянутой руки.

- Пандора. Чудесное имя. Запертая шкатулка с множеством секретов и скелетов.
Янош приподнимает брови, тон его тих и почти что серьёзен. Чуть-чуть. Всё портит полуулыбка.
- Ко всем запертым дверкам находится ключ, но не думаю, что мне хотелось бы выпускать на свободу то, что должно сидеть в темноте и тишине.
Он обходит вкруг певицы. Так, наверно, обступал Красную Шапочку серый Волк, когда спрашивал, что она несёт бабушке на ужин. Пирожки и бутылочку масла, хо-хо!
Только тут не будешь угрожать, что съешь – кто знает, может быть в корзинке припрятан пистолет, начиненный серебром. Спокойно, никто никого сегодня не ест.
Но это только сегодня. Завтра вечером всё может сложиться иначе.
- К нашим баранам.
Янош вздыхает, хлопает в ладоши, как глава компании на очередной планёрке. Мы к вам, профессор, и вот по какому делу.
- Премудрый царь Соломон – да хранит бог иудейский, конечно, его душу – предложил некогда двум женщинам, не поделившим ребенка, взять да располовинить дитяте. Мораль у басни, конечно, совершенно другая, настоящая мать проявила эмоции и тем самым спасла чаду жизнь, но мы не об этом. Давайте, в самом деле, уже закопаем топор войны и разделим наш совместный плод стараний в местном кабаке, что ли.
Сказал – как от сердца оторвал. Широким душевным жестом он растворяет устья чехла; последний кожано раззявился, блеснул зубами молнии. Вот-вот облизнется. Деметр запускает руку в пасть вместилища, пересыпает звонкие монетки, соблазнительно шуршит купюрами.
- Можем, конечно, и побегать, если уж вам не терпится, но помилуйте; я старое и больное животное, далеко не уползу.

«При тебе есть нельзя».
Деметр фыркает – можно подумать, мадам, оборотни исключительно духом святым питаются. Можно догадаться, как это у вас, кровопийц, происходит – если не дистилированная кровушка из пакетика, то точно сырая из вспоротой артерии счастливого добровольца.
Или все вампиры отличаются стеснительностью? Не смотри, я не могу, когда смотрят?
Но в глубине души он рад, что всё закончилось достаточно мирно. Или только началось, но без кровопролития – трансформация всё-таки зрелище не из приятных, да и детскую возню разводить совершенно не хотелось.
В перфекте, конечно, он бы сейчас смылся с деньгами, но пойти выпить за чужой счёт – уже приятно.
- Как же вам скучно, наверное, живётся. – Тянет Янош с интонацией падре на похоронах. – Ни намешать себе «белый русский» в граненом стакане, ни отрезать ломтя от вепрева колена. Скучаешь по прежней жизни, а, мисса?
Он непринуждённо переходит на «ты», нарочно коверкает последнее слово на манер произношения чёрных людей, соскальзывает с поребрика.
Чехол от гитары, перезвоном полный, остается на плече – как будто он всё ещё в раздумьях, возвращать ли его на законное место или же дёрнуть в последний момент по тёмной аллее вдаль.
- Веди туда, где «Мэри» не из томатного сока.
На слова «не стыдно врать» Янош всего лишь белозубо улыбается; знала бы ты, как иногда вредно бывает говорить правду.

Только на пороге заведения, перед тем как зайти, свою непосильную ношу Деметр передаёт в руки (на плечи) законной хозяйке, незаметно прикарманив пару долларов – понадобятся на новые наушники.
- Гуляем на все! После вас, мэм. – Паясничает уличный артист, пропуская даму вперед себя.

«Ночь нежна». Ещё один всплеск удушливого фырканья со стороны оборотня, воззрившегося на название. Это что, ранний Шекспир?
Заведение встречает гостей достаточно равнодушно; Ян всё равно чувствует себя некомфортно в последнем пристанище вампира, но не показывает этого внешне, всё так же шутя и улыбаясь.
Кислые бартендеры, кислая музыка. Пустая сцена.
Деметр ждал чего-нибудь заводного, грома и молний на танцполе, попрыгать-размяться – а здесь всё более чем чинно и тихо. Привычка к ажурным заседаниям у кровопийц из викторианской эпохи что ли тянется?
- Не вижу бумазейных воротничков и длинных подолов. – Хмуро шутит волкудлак, усаживаясь на свободное место подле Пандоры. – Тут всегда так или только в вечер пятницы?
За блохастого обидно. Между прочим, его самого иногда занимал этот вопрос – почему в теле рыжего с подпалинами волчары так чешется спина? А на утро после обратной трансформации только башка болит и пить хочется, как с хорошего бодуна.
Странно и удивительно.
- Кто сказал тебе, что я строго соблюдаю веганскую диету? – Одними губами шепчет на ушко ля Фоли Деметр, улыбаясь уголком рта. Он изучает меню, и почти всё тут содержит донорские подачки – хоть Ян и рисковый парень, но всё равно не стал бы дразнить животное внутри. Поэтому он определяется с выбором достаточно быстро.
Янош заказывает у человека-бартендера вискаря со льдом на четыре пальца и сэндвич с индейкой – всегда голоден, всегда недоедает. Ему интересно, что будет брать Пандора и как это отразится на её состоянии.
- А вы когда красный ликёрчик посасываете – пьянеете?
Очередной смешок и ухмылка до ушей – хоть завязочки пришей.

Янош жадно заглатывает сразу половину бутерброда, сразу после отхлёбывая вискарь – уличные привычки питаться, что боже пошлёт, не вытравишь просто так. Кто знает, может в следующие три дня он будет перебиваться только подножным кормом в лице мышек да норушек.
От калорийной пищи, заполированной алкоголем, резко теплеет на душе (или в желудке? Определенно, у ромала тогда душа где-то там), он сыто урчит, залпом опустошая стакан.
- Повторить. – Лаконично указывает Деметр смертному бармену.
На сегодня программа простая; смывать-повторять до приятного шума в голове, доползти до дома, поваляться в росистой мураве. От мысли о свободном превращении у шатена проползают приятные мурашки по спине, он совершенно по-собачьи встряхивается, щёлкает челюстьми.

- Считай меня полевым исследователем. – Демонстрирует белые зубы в улыбке оборотень, обращаясь к спутнице вечера, обводя каёмку стакана пальцем. – Изучаю вашу породу не в теории, а на практике. Интересно было бы посмотреть.
Через час будет музыка? Это уже интересно. К этому времени они должны захмелеть настолько, чтобы захотелось немного подвигаться. Во всяком случае Яношу – ему-то точно необходимо делать move it этим вечером.
Он смотрит на заказ Пандоры недоверчиво, внимательно глядит, как она осушает бокал – следит за мельчайшими изменениями; в самом деле интересно, как гемоликвор влияет на зависимых от него.

-- Между прочим, оборачиваться не так уж и скучно. – Подмигивает Деметр собеседнице.
– Выйдешь во чисто поле, гикнешь, трижды через серебряный гребешок о землю ударишься, глядь – и совсем уже как волчок, от лесного не отличить. Привольно, только в город не суйся.
Он немного грустнеет от следующей мысли.
- Конечно, у вас больше свобод. Мы-то вообще формально животные. Но всё равно, люди будут предвзято относиться ко всем, кто не их породы.
Последнее шатен произносит, уставившись на равнодушного продавца пойла и нехорошо ухмыляясь.
- Ещё на четыре пальца, родной. – Подходя к барной стойке, роняет он.

Когда начинает звучать музыка, вкрадчивым аккордом перебирая струнки души, ромэл ставит увесистую гитару на пол, соскальзывает с дивана. Совершенно не стесняясь, протягивает руку мадам ля Фоли.
- Мисса не желает разогнать выпитое по артериям?

Это маримба и ксилофон? Нет, что-то более агрессивное, одновременно с этим завлекающее и приглашающее на танец. Янош инерционно подталкивает к себе мисс ля Фоли.
Его движения неэкономны, свободно-расхлябанны, танцует, как bog на душу положит.
Но, зараза такой, попадает в ритм, который только для них двоих. Пандора делает шаг вперед левой – он отступает правой, кивает головой вбок-вверх, полукружит партнершу, придерживая за предплечье. Полустеп, сайд влево, не забываем про колени.
- Естественно, никакой. – Фыркает Деметр, так, чтобы было слышно сквозь музыку на танцполе. – Желательно, если ты конечно в своём уме, раздеться до начала. Ну, или же меняй каждый месяц весь гардероб. Будто никогда не видела, в самом деле.
Отчего-то ему кажется, что это несколько интимные подробности, навроде расспроса вампира о том, как он предпочитает охмурять жертву, но раз уж эпатируешь – то иди до конца.
- Я предпочитаю разоблачаться.
Эти слова он произносит, находясь вровень с ухом кровопийцы. Тут же смеётся, скользя в такт музыке. Местная публика его не напрягает, скорее веселит от души – там кучка накрашенных детей, воображающих из себя маленьких повелителей мух, здесь постные рожи вампира-другого; что ж вы все такие душные, берите пример с тех, кто вышел на dancefloor!
Может быть, на него так влияет растущая луна, может быть – выпитое, но он действительно чувствует себя слишком живым. Вискарь приятно распускается цветком тепла в волчьем нутре, заставляет встряхнуться. Джазово оттягиваемся сегодня.
Янош встряхивает непокорной башкой, так, что коричневые патлы взмывают в воздух, серьга в ухе сверкает в свете стробоскопов. Если бы он был цыганкой из шестнадцатого века – сейчас взмыли бы в воздух многослойные юбки, звенели бы браслеты. Двигается Деметр, помня генной памятью, как это делали его предки подле костров.
Одновременно с этим он наблюдает за Пандорой. Что в её крови? Такая же ли она беспородная, как он сам? Креольцы, мулаты, болотные французы Нового Орлеана – всё это накладывает свой отпечаток на повадки, манеру поведения, даже такую вещь, как танец.
Поддаваясь инстинктам, он резко сжимает пальцы ля Фоли, кружит её в очередном па, делает подсечку, аккуратно роняя – и ловя в последний момент, когда они оба параллельны полу. По антраксовому взгляду нельзя сказать, что сейчас творится в голове у хаотичного вора, но зрачки пожирают радужку изнутри чуть ли не до края.

- Кейп Кодер, и Чёрный русский. Льда по минимуму.
Первый бокал – для дамы, разумеется, и красный он не только из-за гранатового сока. Второй – для себя, и пусть о решении перескочить с виски на водку он пожалеет позже. Ян не садится на место – отходит к барной стойке, беря небольшой перерыв. Будет ли второй заход?
Он лучисто глядит на Пандору, мягко отдав дижестив.
- Я и не замечал, что у тебя линзы.

Деметр потягивает пойло сквозь зубы – ото льда, коего больше, чем жидкости, приятно сводит челюсти. Его цепляет эта игра в намёки; «я бы посмотрела», «изучение на практике».
Шальная мысль ударяет в неспокойную голову, и ищет слова для того, чтобы оформиться в предложение. У нас товар, у вас купец. Правда, обмен получается несколько неравноценный.
- Нет, не видел. – Улыбается в стакан шатен, обнажая ровный ряд зубов в ответ на показанный язычок.
– Полевые исследования, помнишь? А что, они у вас правда красные и по ночам светятся?
Это звучит, как предложение в каком-то роде – открыть глаза, показать inner animal.
Сам по себе образованный от той самой шальной мысли вопрос «хочешь посмотреть на трансформацию?» в теории будет схож с сентенцией «показать, какое у меня смешное родимое пятно?», поэтому открытого question не поступает. Что-то слишком своё, сокровенное обнажать добровольно не хочет никто, и Янош продолжает говорить в сослагательном наклонении;
- Ну, если найдёшь безопасную площадку – то добро пожаловать. Лучше наблюдать с расстояния, а то кто знает, вдруг ещё съем. Ац!
Клацает зубами на опасном расстоянии перед носом вампира волкудлак, хрипло смеется. Но кто знает, вдруг мадам согласится присутствовать.
По ногам клубится дым сухого льда, на танцполе звучит She Wants Revenge. Нет, ну под это просто должно потанцевать любому уважающему себя нечеловеку.
Он отставляет недопитое на стойку, и, как бронепоезд, набирающий ход, входит в спираль танца, ныряя в разномастную толпу.  Ритм похож на рваную тахикардию, и сердце радостно повторяет этот хаотичный рисунок.

Янош на рефлексе заводит руки назад, кладет их на талию партнерши по танцу без названия.
Got a big plan, this mindset maybe it’s right. Сайд влево, они отталкивают какую-то парочку молокососов, пробиваясь к центру.
At the right place and right time, maybe tonight. Он поворачивается, делая полный оборот вокруг себя, закручивает Пандору в спирали танца, расстояние между ними чуть меньше, чем то позволяют правила этикета для «просто хороших друзей, которые решили оторваться на сельской дискотеке».
- Я люблю равноправие. – Качнув головой, отвечает Деметр. Всё приходится произносить предельно близко к уху вопрошающего, ибо музыка бьёт по слуху так, что басовые ноты отзываются где-то в кишках. – Ничего не знаю насчёт второй личности, но ей, кажется, нравится ловить отражение луны в воде.
Ангар, значит.
Да, придется раздеться, но кто из нас не смотрит каждый день на себя в зеркале, считая родинки?
Считайте это вынужденным актом эксгибиционизма.
- А ты что, стесняешься? – Посмеивается верволк. – Брось, в академиях ещё большую обнажёнку преподают. Почти ничего не увидишь, если заберешься повыше.
Последнее было сказано на финальном дыхании – пусть в башке плещется вискарь и адреналин, всё равно поведение себя, но другого, большого и лохматого почти всегда непредсказуемо.
Or maybe this is danger and you just don't know,
You pray it all away but it continues to grow.

Из злачного заведения он вываливается, чтобы вдохнуть свежего воздуха – и наконец-то не чувствовать себя зажатым среди стен и тел. Почва мягко пытается уйти из-под ног, но Деметр контролирует это и, опираясь на стеночку спиной, сползает в позицию «на корты». Ставит гитару подле ног, спокойно закуривает, слушая звуки ночного квартала. Тихо, необыкновенно тихо после рвущего перепонки танцпола.

- Нет, просто слишком много кровососов на квадратный метр. – Улыбается Янош, глядя снизу вверх на мать Марию Гваделупскую в извращённой обработке двадцать первого века. Оценивающий взгляд. Сквозь мелкого бисера волосы пробивается свет неоновой вывески, создавая своеобразный светлый ореол вокруг головы. Хоть сейчас садись да икону пиши, если бы ещё было умение.
- Того и гляди, почувствуешь на шее дружелюбные челюсти.
Он шутливо-боязно передергивается, не сводя взгляда с Пандоры.
- Тут есть круглосуточные? Мне нужна дозаправка. Да и тебе не помешает.
Эти поддёвки и бесконечные разводки «на слабо» в конце концов доведут даже отпетого дзен-буддиста. А лёгкого на подъём, взбурлившего оборотня – проще простого. Хочешь посмотреть – пожалуйста. Потом не жалуйся. Не хочешь – скажи прямо.

Своё незнание районов Нью-Йорка он компенсирует мастерством убалтывания одинокого угрюмого продавца индийской национальности на продажу бутылки чего покрепче. «Джеймисон», относительно недалёкая дорога, ночь – мог бы быть romantic, если бы не остаточные правила приличия цыгана и факт того, что приставать в таких кондициях – это просто скучно. Ох, бросьте, мы идём смотреть замечательное кино, а вы с такими банальностями!
Всю дорогу шатен паясничает пуще прежнего, расшалившись, как молодой телок на выпасе; то, завидя за поворотом кучку пугливо жмущихся друг к другу подростков, опаздывающих домой, хрипло и с переливами завоет, то начинает пританцовывать на мотив собственного изобретения.
«Трамвайный бес, кондуктор напомаженный», ага. «Берет, ой да мальчишечку за крашеный вихор».
В клубе один, на стрите другой, наедине с собой и восходящим спутником на небе – третий. Не многоликий, а просто дурной и сам себе и шут и король. Его переполняют какие-то смешливые, пузырьками ситро всплывающие наверх эмоции, и сырная луна с неба не плачется, а разудало вторит смехом.
Вампирша и волкудлак – хуже, чем Бонни и Клайд по степени совместимости и общей удачливости. Похожи тем, что живут не логическими мудрствованиями, но эмоциями.

Только когда они подходят к заброшенному ангарному зданию, энтузиазм Яноша несколько притухает на полевом ветру. Признаться честно – он не планировал, что будет дальше.
Последняя подъёбка на силу духа.
- Ещё не поздно разойтись. – Приподнимает бровь цыган, делая уж слишком большой глоток из горла. – И ты же не думаешь, что я просто так готов выменять свои тайны?