We wish you a merry Christmas,
We wish you a merry Christmas,
We wish you a merry Christmas
And a happy new year!
- Тихонечко наигрывает свой псалом музыкальная шкатулка, стоящая на рабочем столе мисс Харрингтон. Лайам ловит себя на том, что на двадцатый раз начинает тихонечко подпевать, не попадая в тон, и вовремя обрубает свои попытки колядовать не выходя из отдела.
Срок стажёрства давно за плечами, но сам себя Доджсон трезво оценивает как грядку зелени на полицейском участке. Тем паче – в новом отделе.
И не поймите неправильно, со старого места его никто не выгонял, он сам подал прошение о переводе, просто…  просто заниматься наркотиками и от них зависящими было убийственно скучно. Подмазанная стезя среднестатистического копа a priori справедливому Лиаму была совершенно не по пути. Смотрели, как на выскочку, что тоже комфорта не прибавляло.
Много, много всяческих факторов, на которые жаловаться бессмысленно, а перечислять долго – это всё в прошлом, Доджсон не любит вспоминать плохое.
Главное, что сейчас он в месте, о котором складывались легенды и эпосы (в пределах собственной буйной головы, конечно).

Лиам зарекомендовал себя, как человека, разбирающегося в тонкостях потусторонних сущностей, и децул умеющего размышлять, так что с приёмом проблем не возникло. Он живо интересовался всем, что происходило в «абнормальном» (неофициальное название отдела), за предыдущие дни успел со всеми познакомиться – и атмосфера упорядоченного хаоса ему безумно нравилась.
А ещё Рождество же! Так вышло, что перевод случился как раз незадолго перед праздником, и подарок не заставил себя ждать – у него будет напарник! Нужно только дождаться его появления здесь.
Правда, на радостную улыбку Доджсона по этому поводу начальник среагировал несколько виноватым «кккххххмммм», отвёл взгляд, а узнавшие об этом сослуживцы сочувственно хлопали его по плечу, мол, через это все прошли, держись, брат. Доброжелательная Харрингтон даже тихонько назвала его «бедным», и брюнет как-то не мог сопоставить факты: неужели всё настолько плохо? Ну что может быть такого криминального? Он очень надеется поймать «общую волну», наладить контакт со старшим партнёром, набраться множеству новых идей.

Из того, что он знает со слов одного из коллег, которого удалось разговорить на обеденном перерыве: Максимилиан Лау (Лоу?), на самом деле гораздо старше, чем выглядит, является одним из тех самых, ну, «paranormies». Вампир. (Этот факт, конечно, только добавлял неуёмного интереса Лайаму.)
«Сбавь обороты, Лай» - говорит Вуди, отпивая из чашки. «Ещё передумаешь с ним работать сотню раз». Лиам пожимает плечами, приподнимает брови – мол, не вижу ничего плохого, за нежного птенчика меня считаешь? Вуди принимает заговорщицкий вид, наклоняется чуть ближе.
«Говорят, одного из слишком любопытных новичков он в тёмном переулке загрыз».
Вот тут Доджсон уже позволяет себе посмеяться – глупости какие. Но червячок сомнения втихую заводит свою вечную шарманку.

Тем не менее, ближе к вечеру некоторая нервозность имеет место нарастать, с неудовольствием констатирует новичок. Даже вишнёвый пирог и предпраздничная атмосфера не радуют. Он глубоко вдыхает, вспоминает практику симорона: подготовиться к худшему, надеяться на лучшее.
Трётся около кабинета начальства почём зря, впустую тратит время.
Мимо него серебристым вихрем проносится индивид, оставляя шлейф одеколона и возбуждённого беспокойства, влетает к непосредственному боссу, оглушительно захлопывает дверь. В отделе воцаряется тишина, и на мгновение Лиаму кажется, что все взгляды устремлены на него. Но всего лишь на мгновение – далее все возвращаются к своим делам, и уж как-то больно сосредоточенно.
«Бубубубубу» - говорит одним голосом дверь, и тут же себе отвечает на тональность ниже: «Бубу».
«И, бубубубубу, бубу» - кто-то хлопает по столу ладонью, вероятно. Диалог ведётся на повышенных тонах, в какой-то момент прерывается, из-за створки появляется вытянутое лицо мистера Норрелла. Начальника, на минуточку.
- А, Доджсон, вот ты где. Зайди на пару секунд, ознакомишься.
«Вот оно» - противно ёкает где-то под ложечкой. Лайам приглаживает и без того идеально прилизанные вихры, заходит во владения вассала. Берёт сразу быка за рога, протягивает руку (чистую, конечно) своему предполагаемому напарнику, харизматично улыбается:
- Лайам Доджсон, рад с вами познакомиться, и в дальнейшем – сотрудничать, мистер Лау.

Отредактировано Liam Dodgson (31-03-2017 17:35:44)

Рука остаётся непожатой. Всегда неловко в такие моменты. Да, это будет непросто.
Лайам старается не краснеть, тем более что в протянутую навстречу ладонь кладётся ордер. На задержание. Погодите, что.
- Нет, я…
Внимание переключается с мизантропичного собеседника на бумажку. «Такого-то числа две тысячи седьмого года. Выдан начальником отдела по ПНЧП Норрелом Р. Производство: задержание и арест. Санкционировано». Подпись, печать, дата. Это что получается, сразу с места в карьер? Погодите, а табельное-то я взял или нет? Жетон на месте?
Доджсон отмахивается от едкого табачного дыма, переводя взгляд на непосредственное начальство. Вассал хмыкает, кивает в сторону сюзерена, мол, все вопросы к нему, ты же у нас отличник, справишься. Должен справиться. Это боевое крещение, сынок.
Новичок набирает обороты в сторону спешно идущего старшего напарника, переключается на лёгкий спортивный аллюр. Быстро переодевается, кобуру по привычке определяет на пояс, чуть слева – от бедра удобнее всего стрелять.
- Да, я на права сдал в прошлом году. Мистер Лау, а куда мы едем, собственно?
Плохо, когда ничего не понятно, но ещё хуже, когда ничего не объясняют. Не так, ох, не так представлял себе первое знакомство юный полицейский, но что поделать – работа обязывает.
Сослуживцы провожают новенького долгими взглядами. Реально вспоминается история про «загрыз в подворотне», но сейчас Лайаму не до таких глупостей.

Служебное авто негромко взрыкивает, заводясь; но пока Лиам досконально не ознакомится с документом – хрен он с места сдвинется. Имя ему мало о чём говорит, этого преступника до момента событий Доджсон и в глаза не видел, но адрес.
Новый Гарлем, север Бронкса. Настолько север, что это уже не Бронкс, а задница мира. Отстойник для вышедших из-под контроля граждан с паранормальными отклонениями. Преимущественно – озверевших оборотней, уже не вылазящих из своей второй шкуры. Доджсон не расист, просто его работа – уменьшать популяцию взбесившихся.
- Мы берём  кого-то из вервольфов. – Откладывая бумажку, риторически высказывается newbie, скрипя стартером. – Учитывая место и район, а так же ваше высказывание, я могу сделать определённые выводы. Что ж, нам надо было захватить намордник и поводок.
Авто резко сдёргивается с места, скрипит стартер. Ухмыляться и пришучивать Лайам считает неуместным; раз уж его судят по делам, то он покажет себя с лучшей стороны, уж будьте уверены.
Блин, да как же называть-то его? Не по имени же – это как минимум неуважительно.
- Прошу прощения… как к вам обращаться, если не по фамилии?
Они выезжают на автобан; Доджсон выруливает вправо, встраивается в полупустую полосу. Необходимо ехать быстро и одновременно с этим – без лишнего шума, с чем старая полицейская лошадка справляется со скрипом, извините за каламбур.

- Хорошо, Макс.
Доджсон нетерпеливо переключает передачу; машина, страдальчески вздыхая, набирает обороты по ночной трассе, шурша шинами.
I’m givin’ you a nightcall to tell you how I feel.
От резкого «ХРЯСЬ» напарника зелёный новичок вздрагивает, и раздражается на себя ещё больше за внутренний напряг. Рассказ, конечно, не из тех, что захочешь услышать за кружкой чая вечером. Упокой господь (или кто там есть) душу того бедняги.
- Тогда тем более он не должен уйти от рук правосудия, кем бы он ни был, и ответить за содеянное по всей строгости. – Твёрдо решает вслух новый полицейский, косясь на мистера Лау (то есть, блин, Макса; из головы вечный пиетет перед старшими просто так не выбьешь). Оттого, что тот проверил патронник, пересчитал боеприпасы и тщательнейшим образом перезарядил табельный Glock, на душе легче не становится. У нас же должны быть посеребрённые на такой случай, нет? Аккуратист Лайам внутренне тоже тянется перепроверить собственный ствол, но руки заняты рулём, а голова – беспокойствами, которые по мере приближения к месту встречи пухнут и множатся, как опара под полотенцем.
I want to drive you through the night, down the hills.
Да, за наркоманами и курьерами бегал. Да, успешно – уходили только пару раз, и то недалеко. Но не надо уравнивать дохляков, которые настолько измучены веществами, что выдыхаются уже на сотом метре, и матёрого волчару, который всегда нападает первым и целится в горло. Да что уж там, даже в человеческом обличии оборотни имеют силу десятерых. А что будет, если загнать его в угол – даже думать не хочется.
Лайам ловит себя на том, что тормозит на светофоре, когда тот показывает зелёный, и с двойным рвением газует с места, не желая показаться мало того, что спасовавшим, так ещё и недалёким. Багажник он тоже не проверил, и не исключено, что на задание они едут с пустыми руками. Нет, это не страх. Это осторожность.
- Надеюсь, антирабидные прививки и молоко за вредность нам полагаются. – Сдержанно иронизирует младший в дуэте, заворачивая в Гарлем и порядком снижая скорость. Вспотел от жадности и греет пистолет свинцовой тяжестью надбедренную кость.
I’m gonna tell you something you don't want to hear.

Когда брюнет высчитывает кварталы, тихо-тихо, почти ползком прокрадываясь – фары пригасить - мимо неблагополучных домов и выбитых стёкол промзон (не буди лихо, пока тихо), случается досадный казус. Простенькую весёлую трель издаёт телефон, лежащий во внутреннем кармане куртки. Доджсон чуть не выпрыгивает в окно от напряжения.
Старается говорить приглушённо и очень коротко, не останавливаясь на полдороги.
- Да, мам. Привет, мам. Слушай, я не…  да, поел. Не могу говорить, я на работе. В новом отделе, я же тебе рассказывал. Это очень важное задание. Я попозже позвоню, хорошо? И тебе спокойной ночи.
Лиам краснеет чуть ли не до кончиков ушей, и хорошо, что этого не видно в свете тусклых фонарей. Ставит трубку на беззвучный, запихивает в карман с таким остервенением, что кажется, мобильник должен провалиться прямо в адскую бездну. Оставшиеся пару кварталов они едут молча. Водитель притормаживает в тёмном переулке, который ведёт к указанному в ордере адресу.
I’m gonna show you where it’s dark, but have no fear.
Доджсон вылезает из «Рено» на свежий воздух, глубоко вдыхает, стараясь поймать ускользающее равновесие за хвост. Спокойствие и умиротворённость – убийца не уйдёт от наказания.

Ну, во-первых, не десяти, а одиннадцати. Во-вторых, это было, когда он ещё жил в другом штате, и поэтому сейчас может возвращаться, когда угодно.
Постыдные флешбеки из молодости Доджсон переживает болезненно, но держится стоически; ничем не показывает, что это его как-то задело. Румяный, правда, но может быть, это от излишнего волнения на задании.
Луна на исходе, а это значит… значит… что трансформация займёт больше времени и оборотни не будут очень больно кусаться? Нет, дурак, это заметно снижает агрессивный ликантропический гормональный фон в теле, поэтому на убыли месяца они гораздо менее злобны.
Это не решает проблемы. Задавят не качеством, а количеством. Это гетто, сынку, забыл? Один за всех и каждый за себя.
Лиам включает фонарь – в отличие от коллеги, у него нет ночного зрения, поэтому он идёт в тусклом луче, который освещает путь лишь фрагментарно. И не надо быть кем-то сверхъестественным, чтобы не почувствовать враждебное присутствие. За твоей спиной зубасто улыбаются, вкусненький-молоденький. Ац!
Молодой полицейский дёргано оборачивается, шарит лучом по стенам и гаражам, пытаясь обнаружить следы молчаливого осуждения. Никого, ничего, зря только дёрнулся. Они умеют передвигаться бесшумно и быстро, если что. Это очевидная насмешка.
Фонарь высвечивает наспех сколоченный из заборных досок и фанеры щит; белым по красному намазано: K E E P O U T. Доджсон осторожно раздувает ноздри, переводит светлую дорожку на асфальт под ногами. Лучше смотреть, куда надо, чем пялиться по сторонам.
Они нас заметили. Слишком поздно что-то делать, и это отчаяние только придаёт сил сражаться до последнего. «Ночной Дозор, всем выйти из сумрака, сейчас!»
И фонариком так в глаза посветить.

Лиаму сразу становится ещё гаже на душе; он невнимательно прочитал написанное, и представлял себе здоровенного качка, потерявшего человеческий облик и рыпающегося на любой шум, а тут всё-таки женщина, априори пол слабый. «Внешность может быть обманчива» - вдалбливали на курсах повышения квалификации. «Любой оборотень, утративший контроль, по своей сути есть опасное, неконтролируемое животное, сохраняющее человеческий облик только для видимости». Он расстёгивает крючок на кобуре, обнажая рукоять табельного. В одно движение достать – убрать с предохранителя – выстрелить. Но в глубине души юный коп очень надеется, что стрелять всё-таки не придётся, и всё разрешится мирно.
Под ногой что-то хрустит, и Лайам очень надеется, что это не кость заблудшего.

На крыльце их уже кто-то ждёт – галогеновый луч мазком освещает чьи-то ноги, явно принадлежащие не женщине. Предупреждающий оклик «Нью-Йоркский Департамент Полиции, отдел ПНЧП» застревает в горле, рука не тянется за корочкой. Сиплый, самодовольный голос сиволапого оборотня звучит из тени, и брюнет может почти что осязать, как губы владельца разъезжаются в глумливом оскале, обнажая жёлтые резцы.

- Ну и кто же тут у нас? Неужели господа полицейские пожаловали? Хлеб-соль, гости дорогие.

Что-то подсказывает, что из окон и заколоченных дыр в стенах на них смотрят многие пары глаз жильцов этого дома. И закон – это последнее, что они будут чтить по своим устоям.

Лайам осмеливается подать голос; горло неприятно пересохло, но это не повод стоять безмолвной овечкой. Присутствие рядом старшего придаёт сил, но в принципе, и самому уже пора начинать справляться.
Страх преобразуется в опасный коктейль; отчаяние и задор по принципу «ОДИН ЖЕ РАЗ ЖИВЁМ!»
«Зачем их провоцировать лишний раз?» - укоризненно думает он, щурясь и пытаясь присмотреться к бугаю повнимательнее. Не нападает, настойчиво защищая свою территорию, что в принципе удивительно для утративших контроль. И даже пытается в переговоры, пусть и достаточно недружелюбные.
Доджсон лезет за пазуху – но пока что исключительно за жетоном, доказывающим его принадлежность к полиции. Тоже своеобразно тянет время, которого и так в обрез, пытаясь вычислить, что задерживает на месте небритого (предположительно) товарища.
Луна вовремя освещает ликом прерии гетто, бросая отблеск на жестянку удостоверения. Его Лиам держит максимально доступно, на вытянутой руке, отвлекая внимание на себя.
- У нас есть ордер на задержание. Нам нужна Кэмерон Лоуренс, и никто иной. Настоятельно рекомендую сопроводить её сюда или же препроводить нас к месту жительства. Никто больше не будет задержан, гарантирую.
Новичок старается говорить максимально разборчиво, устанавливая зрительный контакт. Предполагаемый зрительный контакт – лицо типа скрыто в тени. Волколак неприятно смеётся – и будто бы по грифельной доске скребут ногтями.
- Я её не знаю, никого с таким именем у нас не водилось. Если бы и да – вы бы сюда не вошли в любом случае.
- Вошли бы, и вы не можете воспрепятствовать согласно закону, ибо в таком случае у нас есть полное право произвести процедуру обыска. – Настаивает на своём неотступный полицейский, пытаясь вычислить, сколько ещё оборотней притаились в потёмках.
Кажется, не больше трёх. Чего-то ждут.
Безымянный заводила нервно топчется на крыльце, оборачивается.
Ага. Понятно.
Лиам решается на отчаянный шаг.
В буквальном смысле этого слова – он просто идёт вперёд, наплевав на предупреждения Макса. Медленно, step by step. Если его предположения верны – то сейчас должно произойти кое-что из ряда вон выходящее.
Сиволапый всё сильнее набычивается с каждым метром, совсем по-волчьи опускает голову чуть пониже. Из его глотки рвётся отчётливое рычание.
- Проваливайте. Нахуй.
Доджсон на максимально серьёзных щщах подступает опасно близко к крыльцу. Вот если бы здесь была красная линия, отделяющая допустимую дистанцию – брюнет бы уже стоял на ней. Свободная ладонь мнимо расслаблена; в считанные секунды он сможет достать оружие, хотя и не желает.

Опускает руку с удостоверением, сжимает её в кулак.
До того, как кто-то что-то успеет сказать – совершает последнюю ошибку.
Пресекает границы дозволенного.

Волколак учудил, но не удивил; перед тем, как пойти врукопашную, трижды раскатисто гавкает в пространство. Вот оно: условный сигнал для тех, кто прячется и для той – что в глубине дома.
Предположение подтверждает резкий рассыпчатый звук разбитого стекла; что-то большое и мохнатое десантировалось на задний двор – бдумтс – это оно приземлилось в мусорку, и –шкряб-шкряб – пытается вылезти из-под завалов дерьма и мусорных пакетов. Сейчас выползет и ускользнёт с концами, ждать больше нельзя.

Центровой нападающий под заливистый перелай своих фланговых коллег замахивается на мелкого, можно сказать, даже хиловатого сопляка. Что он себе возомнил? На чью территорию решил заехать???
Сопляк-зелёный помидор дожидается критического момента, когда лапища будет опасно близко к лицу, молча и коротко приседает, пропуская удар. Кулак с зажатым в нём жетоном встречается с солнечным сплетением оборотня, как раз, когда он выдохнул и намеревался набрать воздуха побольше; этот нехитрый приём, как правило, немного парализует и даёт время подумать над содеянным.
С коротким «кхых» бугай глупо приседает, рыбьи разевая рот.
И вот дальше уже Доджсон рассусоливать не намерен; и так слишком много времени потеряно. Срывается с места в сторону машины, резко захлопывая дверь, проворачивает ключ, повторно заводясь, и уже готовясь газануть, ибо в их сторону выдвигается волчий сквад явно с не намерением чаю попить. В глазах вожака читается мутная, бешеная ярость готового обратиться в любой момент.
- Макс! – В выкрике брюнета явно слышится отчаяние; в отличие от мизантропа-вампира, он, хоть и видит своего коллегу в первый раз в жизни, не может позволить напарнику просто так подвергнуться нападению.
- Щас-будешь-дорогу-показывать-чтоб-не-убежала-я-район-знаю-плохо – на одном дыхании выпаливает новичок.

Лайам, уже предостаточно наломавший дров, покорно вначале перебирается с водительского сиденья на пассажирское, затем – лезет назад, за строгим ошейником и электрошокером, которым можно качественно уложить не только взбешенного оборотня, но и небольшого распсиховавшегося слона.
В голове с попеременным успехом ведут рестлерский бой две эмоции: «КАК ЖЕ ЭТО БЫЛО КРУТО ГОСПОДИ» (это про сцену почти как из Матрицы с участием мистера Лау и трёх бандитов-оборотней, особенно гипноз и то, как после этого здоровенный волчара застыл на месте с крайне тупым видом) и «ДОДЖСОН, ТВОЮ МАТЬ, ЧТО ТЫ НАТВОРИЛ» (это про всё остальное). Сверху приземляется третий боец, временно выводя из строя предыдущих двоих: «ПИЗДЕЦ, НАМ ПИЗДЕЦ». В любом случае, пока ты занят делом – дышится как-то ровнее. Машину серьёзно заносит на резком повороте, Лиам вписывается носом в стекло, хватаясь за суровую цепь ошейника, зубья в котором направлены не только вовне, но и внутрь для регуляции поведения особенно непослушных.
Пихает шокер во внутренний карман куртки, разматывает длинную цепуру с мэнкэтчером на конце.
На напарника он старается не смотреть; от последнего веет таким градусом ненависти, что достаточно повернуть голову и словить нехуйный разряд первосортного вампирского гнева. Вплоть до летального исхода.
Процеженную сквозь стиснутые клыки фразу насчёт «живьём сожру» новичок поначалу принимает на свой счёт, после чего невольно отодвигается подальше с малость застывшим лицом. На всякий случай. Макс донельзя рапидно дёргает коробку передач, уходит в такой пируэт, что летняя резина надрывно скрипит об асфальт. Мы гонимся за фантомом, но даже тени кончика хвоста достаточно, чтобы найти его. Её. Цок-цок-цок-шлёп-шлёп – где-то вдалеке слышится быстро удаляющийся перестук ступней. Саму девчонку Доджсон не заметил, но сильно сомневался, что она начала перекидываться на ходу – либо она совершила это ещё задолго до их прибытия, либо ищет место, где можно спрятаться и спокойно покрыться шерстью. Это был бы интересный случай из практики – не до конца превращённый оборотень пытается скрыться то на двух, то на четырёх.
Стоит делать упор на второе. Надеемся на лучшее, помнишь?
Брюнет дотрагивается до выпирающего острого шипа на изнанке ошейника. Готовимся к худшему.
Где-то далеко заводит свою монотонную громкую шарманку сирена; прибывающее подкрепление займётся нарушителями покоя, сейчас валяющимися с пулевыми ранениями разной степени тяжести.

- Стой, я её вижу! – впервые нарушает обет молчания Доджсон, высматривая в окно правонарушительницу. Белый клочок застиранной одежды мерцает в диапазоне восприятия, но на самом краешке. Она забегает на заброшенную заводскую территорию, огороженную дырявой проржавевшей рабицей – такой простор для действий верволку, можно спокойно спрятаться и пережить полноценную трансформацию. Авто по инерции проезжает мимо необходимого закутка, и Лиам вновь проявляет инициативу там, где не нужно – выпрыгивает из машины, когда она ещё не остановилась, перекатывается по земле, лёгким аллюром несётся в сторону здания наземной парковки, перескакивая через железные остовы машин на ходу, одним махом.
Доджсон, что же ты такое творишь – задал бы себе он вопрос, если бы оставалось время на вечные размышления и рефлексию. Ты понимаешь, что она может поджидать тебя в тихом углу?
«Не может, ей нужно время и не нужны лишние проблемы, отягчающие дело»  – на ходу додумывает зелёный полисмен с вечным шилом в заднице. – «Иначе бы она не убегала, а принимала участие в нападении наравне со всеми. Однако стоит помнить, что загнанная в угол крыса прыгает в лицо нападающему».

На территории холодного бетонного комплекса Лиам невольно чувствует себя потерявшимся в торговом центре ребёнком. В заброшенном, холодном и продуваемом семью ветрами центре без освещения и магазинов. Пространство не освещается, и здесь бы очень помог мистер Лау с его встроенным тепловизором, но раз уж накосячил – исправляй самостоятельно.
Шлёпаний босых ног по бетону уже не слышно, что может значить только одно – сидит где-то за ящиками и трясётся от переохлаждения.
- Руки за голову, выйти из укрытия! Полиция гарантирует вам неприкосновенность. – Оглашает неуверенным призывом к рациональному просторы стоянки кличем Доджсон, держа наперевес в одной руке – цепь ошейника, в другой – вынутый Глок. Ствол оружия нервно подрагивает, вверх-вниз – гуманисту до мозга костей отчаянно не хочется применять его в деле.
То ли эхо так играет в костях здания, то ли что – но агент полиции слышит протяжное, деформированное «уууухуухуууууууу», похожее одновременно на плач и вой. Хуууу-хууууу-уууууу. По спине дружной толпой пробегают мурашки в шипованных кроссовках, однако брюнет не из тех, кого можно просто так напугать. Хруст ломающихся костей. Плач становится громче.
Это где-то на востоке, определяет по звуку Лиам, и осторожно, перебежками и перекатами, приближается к месту икс.

Отредактировано Liam Dodgson (05-04-2017 22:28:24)

И всё бы ничего, но с каждым шагом Лайам всё отчётливее слышит удары в боевые тамтамы. Всё громче, всё грознее рваный ритм этнических инструментов. Это же моё собственное сердце – с некоторым удивлением понимает он, останавливаясь на секунду и понимая, что он только что загнал себя в физическом плане, но совершенно этого не заметил. Пульс, наверное, за двести, жаль, проверить некогда. Новый личный рекорд по спурту, хех.
На остаточной волне адреналина ему и дышится спокойно, и идётся хорошо,  только вот за сгнивший каркас тяжёлого катерпиллара совершенно не хочется заглядывать. Именно оттуда доносятся хрустящие неприятные звуки (вот если выберется живым – ещё год как минимум к чипсам не притронется), и плач сирены, всё больше похожий на оголтелые завывания сошедшего с ума пса. И, судя по звукам, оно большое.
Нет, вы не понимаете. Реально большое. Доджсон очень не любит обсценную лексику, но вот тут бы он повторно сказал «пиздец» в контексте «пиздец огромное». Вот тебе и хрупкая девушка.
Он прижимается спиной к прохладному металлу, в типичной позе затаившегося бойца сгибая в локте руку с оружием. Поворачивает голову, прикрывает глаза, стараясь поймать слухом, осязанием момент, когда можно стрелять.
Младший напарник безмолвно выскакивает, как чёртик из коробки, настороженно уставляя Глок в тёмное пространство, где ещё буквально минуту назад возились, переламывались и надсадно хрипели.
Там пусто. Белеют обрывки платья, и всё.
В досаде Доджсон ударяет по остову грузовика изнанкой ладони, звучное «бздынг» эхом разносится по бетонному холоду пространства. Глаза несколько адаптируются к темноте, поэтому он замечает что-то мохнатое и гигантское, направляющееся к нему с левого фланга пустого коридора. Настолько быстро, что Лиам не успевает даже пискнуть, когда туша мощным лбом сбивает его с ног. Удар по силе можно приравнять к наезду легкового автомобиля, поэтому молодого полицейского подбрасывает в воздух. И слава богу, что он не оказался на земле, потому что это бы значило моментальную смерть – оборотни перекусывают шейные позвонки за долю секунды с сочным треском. Табельное с печальным бряком приземляется где-то в районе бампера грузового автомобиля.
Доджсон за те крохотные граны времени, проводимые в полёте, видит, что оборотница привстаёт на задние лапы, ждёт, пока добыча сама упадёт ей в пасть.
Волчице крупно прилетает по чувствительному носу кулаком.

Для мистера Лау, наверное, происходящее вообще никак нельзя было объяснить.
Тем более что это длилось не больше минуты. Попробуйте сформулировать для увиденного подходящий словесный образ, и вы поймёте, что это не так уж и просто. Серьёзно, рассказывать дольше. Надо один раз увидеть.
Со стороны выезда с парковки серо-чёрной молнией мимо полицейского в сером плаще с бархатистым подбоем проносится неистово вопящий на два голоса кентавр. Ликантавр. Сам себе сумасшедший человековолк: его четвероногую часть неистово подбрасывает в воздух, она вытворяет какие-то немыслимые кульбиты, как будто пытается избавиться от всех блох сразу, подскакивает и пытается перевернуться, всё это время скуля и рыча на весь завод. Партия всадника мало чем отличается от осёдланной; преимущественно что-то вроде «ОГОГОГОГООООГООООБЛЯЯЯЯЯ» в особо острые моменты – когда, например, всё тело взлетает в воздух, и держится «ковбой» исключительно за звенья цепи, вьющиеся вокруг шеи оборотня.
Пастораль освещается безразличным ликом луны, всё представляющей в одинаковой, серо-голубой гамме. В воздух клочьями вздымается шерсть и пыль, добавляя на сцену интриги.

Персонально Доджсон воспринимает всё происходящее в убийственном киношном рапиде. Сто двадцать кадров в секунду, от начала до конца. Можно считать себя официально родившимся в рубашке золотого покроя; Лиам приземляется на загривок животного, дёргает рукой – и башка животного мотается вместе с его резким жестом, вызывая жуткое недовольство осёдланной самки. Он медленно-медленно переводит взгляд на собственную ладонь – в ней нелепо зажат ошейник, причём цепь петлёй душит животное.
«Я что, у неё на спине?» - с сильным опозданием доходит до юноши, когда его в первый раз крупно тряхает – так, что он чуть не сваливается со спины прямо в когти голодной оборотницы. Она встаёт на передние лапы, лягая воздух задней частью тела – Лайама подкидывает в воздух, он очень больно приземляется промежностью на жёсткий позвоночник, сгибаясь от захватывающей дух боли и перехватывая управление в две руки.
Молодой страж порядка тянет на себя изо всех сил, надеясь или придушить обезумевшего волкудлака, или хоть как-то удержаться на весу – одно из двух, тут как повезёт. Кэмерон (если её вообще можно так называть) делает ход конём, неистово газуя вперёд, на мгновение вставая в «свечку» рысака.
Время вообще никуда не торопится, тягучими каплями мёда ложась на циферблат; вот он неспееееешно проноооооосится мииимооооо Мааааксааааа, наблююдаааяяяя за лицооом оноогооо, вот их парочку выносит во чист пустырь, где животное продолжает скакать, потеряв последний рассудок; лишь бы сбросить с себя наездника, а там дальше видно будет.
«Шокер» - в голове ярко вспыхивает во множество неоновых ламп единственное слово. Но это на словах так легко. Просто не повторяйте дома; аттанде, уважаемая публика – сейчас этот молодой укротитель одной рукой попробует вынуть из кармана электрическую глушилку, свободной дланью затягивая всё туже цепь на шее своего скакуна.

Финита комедии скомкана и происходит за полминуты, хотя для Доджсона это целая вечность; когда его тушка, измотанная бегом, прыжками и ударами о тело верволка, в очередной раз взлетает в воздух, он отпускает поводья с импровизированным кличем племени индейских пигмеев, вонзая включённый электрошокер в зачелюстное пространство. С такой силой, если бы это было копьё Георгия-Победоносца, вогнанное по самое древко в подлого дракона. И держит, держит, держит, стараясь не вслушиваться в равнодушный треск глушилки, дожидаясь, пока четвероногая сволочь сама не свалится на землю.
Оборотницу пробивает на судорожные конвульсии, выгибает, с пасти каплет розоватая пена – это вообще гуманно?
Доджсон улетает в один конец земляного пятачка, зверюга – корчится в другом до полной отключки. Воцаряется какая-то неестественная тишина, прерываемая только приближающимся визгом сирен.
Фигурка в чёрной форме полицейского спокойно встаёт, отряхивается от налипшего мусора. С лёгким щелчком заключает бессознательного перевёртыша в мэнкетчер, затягивая ошейник потуже.
Падает на спину, подставляя лицо ночному небосводу.

Отредактировано Liam Dodgson (06-04-2017 18:48:16)

Мощная волна адреналина отступает, оставляя лишь горькую пену накипи. Вот тут-то до Доджсона и начинает доходить, в какое дерьмо он вляпался.
Лёг он не очень аккуратно – попробуйте сами после пережитых скачек верхом на диком волке мягко приземлиться на землю, чтобы полежать и подумать о своём будущем. Поэтому вдогонку к массовым болевым сигналам, исходящим буквально от каждой клеточки тела, подключается и ушибленная голова, из которой, кажется, вытряхнули весь мозг.
Лёжа под куполом ночного неба, необъятным и таким приятно-спокойным, Лайам думает, что было бы сейчас неплохо оторваться от земли и упасть в вакуум космоса. Интересно, там тепло?
Конечно, нет. Холодно, как и здесь.
Задним умом молодой полицейский пытается произвести учёт уцелевших фрагментов тела, которым не требовалось бы срочное гипсование и вправление на место.
Каждый вдох даётся с большим преодолением себя;  Хьюстон, пересчитайте оставшиеся в живых рёбра. Ноющей, тупой болью требует к себе внимания тот бок, на который пришёлся удар лобастой башки оборотня. Резь в плечевых суставах – скорее всего, что-то типа вывиха. Ну, это не так трагично, как не чувствующая себя правая. Можешь шевелить? Лиам делает попытку приподняться на локти, терпит былинную неудачу, в очередной раз приземляясь затылком на твёрдую почву.
Лучевая вдребезги после того, как пацан приземлился на неё всем своим весом.

Рядом с ним лежит, периодически вздрагивая всем телом, мохнатая бездвижная туша. Новичок медленно поворачивает голову к верволчице, долго смотрит; ему хочется извиниться за то, что они так несвоевременно оказались по разные стороны окопа, за мощный разряд электрошокером, но вряд ли животное понимает человеческий язык, да и глупости это всё. Лиам отворачивается, стараясь не смотреть больше никуда.
Крестцово-паховая область отбита начисто. Человеческим языком – очень болят задница и яйца. До невменоза. Лучше вообще не думать о том, чтобы совершать какие-то движения ногами в ближайшее время.
Доджсон чувствует – и уже очень давно, просто обращает внимание только сейчас – под носом что-то тёплое, чуть солёное на вкус, когда оно доползает до губ. Кровь, вероятно, но это такие мелочи по сравнению с многочисленными гематомами и ушибами третьей степени.
Сейчас бы сознание потерять, по законам таких фильмов, когда герой боевика выползает из вентиляции после взрыва, к нему кидается его баба с плаксивыми восклицаниями «Honey, how are you??», а он вальяжно отвечает, поигрывая оторванной конечностью: «I’m okay».
Добавьте к общим симптомам сотрясение. Ушиб всего Доджсона.
Но что-то очень важное не даёт просто так взять и отключиться, хотя зрение и выдаёт туннельные коридоры после такого перегруза.
На краю восприятия серебряным всплеском плаща приседает этот. Ну как его. Главный по тарелочкам. Мистер Лау, вот. Лайам жмурится от сокрушающей головной мигрени и от представления о том, что с ним будет после того, как синяки сойдут, а сломанное – срастётся. Вот, вот, надо сказать ему то самое, важное, после чего со спокойной совестью можно будет утерять концентрацию внимания.
Он опять ёрзает на месте, кряхтит от боли и попыток приподнять башку.
- Макс… я там это.
Язык максимально не слушается, непокорным червяком то западая за щеку, то приклеиваясь к зубам. Осколками железной воли собирая себя воедино, Доджсон делится сокровенным, и пусть старший полицейский стоит к нему спиной:
- Я на стоянке ещё… п-п-пистолет уронил. Забери, по-пожалуйста, а то плохо это… потом не найдут…
Его рвёт. Встрёпанная башка судорожно перевешивается набок, перед тем, как упасть без сознания, желчь пополам с кофейной жижей окрашивает твердь в кисло-коричневые оттенки.

В следующий раз он фрагментарно приходит в себя, когда тело грузят на носилки, и наблюдает себя будто со стороны; это не я, хочется закричать Лайаму, я здесь, вы забыли забрать самое главное!
Ему надевают кислородную маску, фиксируют на месте, чтобы не растряхивать и без того разваливающуюся тушку, грузят в кунг скорой помощи. Что ж, спасибо хотя бы за это, мистер Лау. Не оставили сироту.
«Как же я буду теперь писать отчёт?» – сетует на свою беспомощность Доджсон, отчаянно мотая головой, жмурясь и пытаясь освободиться от навязчивых резинок маски.
Его удерживают властной латексной рукой, чтоб не мучался. "Подозрение на пневмоторакс, фиксируйте конечности туже, там, похоже, ещё несколько переломов". Писк аппаратов, уютное урчание двигателя.
Дальше сами, ребят. Лайам опять уходит в тихую гавань бессознанки.

Отредактировано Liam Dodgson (07-04-2017 14:57:25)